Отправлено: 18.01.10 11:59. Заголовок: Творчество МГ

Эта история началась в те давние времена, когда деяния людей были подобны подвигам сказочных воинов, природа жестока, а боги не считали зазорным спуститься в мир смертных и разделить с ними трудности...

В тот голодный год и зима была страшной. Жестокий мороз пробирался повсюду. От него даже камни, потрескивая, рассыпались мелким крошевом, и птицы погибали в полёте. А люди продолжали жить. И умирать. В ту зиму и замёрз раненый на охоте Хрольв, не дойдя до своего хутора всего один перелёт стрелы. Старый Хрольв был крепким бондом и оставил сыновьям, Ульву и Норльву, хорошее наследство. Запасы зерна и рыбы, мясо и крепкие стены хутора позволили бы братьям пережить эту зиму безбедно, если бы не одно событие.

В канун зимнего солнцестояния Норльв отправился на охоту, а Ульв, будучи старшим, остался следить за хутором, чтобы в случае опасности оборонить его. В ту зиму шайки голодных озверевших людей нападали на одинокие хутора, чтобы ценой грабежа и смерти других купить себе ещё несколько дней жизни.

Перед закатом в ворота хутора постучался тощий, одетый в какие-то лохмотья старик с лицом, заросшим седой бородой и изуродованным страшным шрамом. Он еле держался на ногах, его единственный глаз покраснел и слезился, а обмороженные почерневшие кисти рук, похожие на птичьи лапы -так их скрутил холод - с трудом удерживали суковатый посох, которым он и стучал в ворота из последних сил. Ульв, выйдя посмотреть, в чём дело, в сердцах сплюнул и велел хирдманам гнать попрошайку в три шеи. А после заката вернулся Норльв с добычей и привёл давешнего старика. И между братьями словно чёрная кошка пробежала. Ульв требовал вышвырнуть старика, а Норльв сказал, что негоже так поступать с гостями и велел старику остаться. Почти до рассвета братья спорили, а старик, свернувшись под своими лохмотьями, с благодарностью грыз вяленую рыбину, которую ему сунул в руки кто-то из хирдманов.

А на рассвете старик молча поднялся и направился к выходу. Странный был какой-то старик. Любой из жителей хутора мог бы поклясться, что не слышал от него ни единого слова. Не понимая ничего, Норльв оборвал спор с братом на полуслове и побежал за старцем. Догнал он его уже в воротах, хотел вернуть в дом, но, взглянув в единственный глаз старика, словно окаменел. Старик же, вытащив откуда-то из-под лохмотьев длинный тяжёлый меч в богатых ножнах, но с простой рукоятью, вложил его в одеревеневшие руки Норльва. С трудом перевёл Норльв взгляд от лица старика на меч, а когда поднял глаза обратно, то старика уже не" было. Только унылый фьорд да засыпанные снегом скалы. Ни старика, ни его следов нигде не было. Только приятная тяжесть меча говорила о том, что всё это и вправду было, а не зимний морок затуманил его ум. Так бы и замёрз Норльв, стоя с мечом в руках в воротах усадьбы, если бы не растолкали его хирдманы, вывалившие гурьбой из дома. Ульв же, увидев меч, сказал, что с паршивой овцы хоть шерсти клок, попрошайка хоть чем-то отплатил за приют, что, хотя сам меч так себе, ножны стоят недёшево. Норльв обозвал Ульва дураком. Он сказал, что старик - это Отец дружин Один, а меч -знак свыше, подарок богов. Разъярённый Ульв крикнул, что только его брат с промёрзшей насквозь головой может увидеть в одноглазом бродяге Одина. А где же его быстроногий Слейпнир? Или он так оголодал, что съел его? Норльв бросился на брата, не вынимая из ножен меча. Ульв, схватившись двумя руками за ножны, сбил Норльва с ног. С рычанием и руганью катались сцепившиеся братья по заснеженному двору, пока хирдманы не растащили их. Меч остался в руках Норльва, а ножны - в руках Ульва.
Вытирая кровь с лица, Ульв в ярости крикнул, что лишает Норльва его доли наследства, потому что тот поднял руку на старшего брата. А Норльв ответил, что с мечом Одина в руках он сам возьмёт, что захочет!
Долго ещё сыновья Хрольва бросали в лицо друг другу жестокие и обидные слова, но ни один из них не решился окрасить порог отцовского дома кровью брата.

А к вечеру Норльв и с десяток хирдманов, надев доспехи и тёплые плащи, оседлали своих низкорослых лошадок и уехали из родного хутора, провожаемые проклятиями Ульва и молчаливыми взглядами остающихся. И все понимали, что в этот момент умирают Хрольвинги, а вместо них появляются Ульвинги и Норльвинги. И ничто не сможет их объединить теперь. Потому что обнажённый меч, сверкавший в руках Норльва, сможет найти покой только в ножнах, оставшихся в руках Ульва. И всегда это будет стоять между ними.
Никто не знает, что довелось пережить Норльву и его хирдманам той зимой, но они выжили. А летом во фьордах стал появляться небольшой чёрный драккар с намертво приколоченным к мачте красным щитом. И не знали воины, сходящие с драккара на берег, страха, и ни разу не потерпели они поражения -нельзя победить воина, которому неведом страх смерти. Многие бонды покорились хёвдингу Норльву Промёрзшая Голова. Немногие хёвдинги решались решались вступить с ним в бой, и никто из решившихся не вернулся домой. Сын его - Хрольв Рассекатель - стал знатным хёвдингом, и ярлы считались с ним. Он не был морским конугом, как его отец, но захватил много земель и правил там долго, мечом и огнём усмиряя соседей и присоединяя их владения к своим. Сын Хрольва Рассекателя, хёвдинг Виглаф Танцующий Под Стрелами, совершил столько славных походов, что сам их все не помнил. Только песни скальдов о них могли продолжаться неделями. Сына Виглафа Танцующего Под Стрелами, Вигмара Однорукого, до сих пор помнят на берегах Альбиона. Говорят, трусливые островитяне пугают Одноруким непослушных детей. А вот сына Вигмара Однорукого, Харальда Без Шлема, ярлы признали равным себе. И он стал первым ярлом из рода Норльвингов. Но всем им жгла ладонь рукоять древнего меча, передающегося по наследству. И только кровь, обагряющая клинок могла успокоить этот огонь.
Харальд Без Шлема был мудрым ярлом. Он помнил старую легенду о мече и ножнах, оставшихся в руках подлых Ульвингов. И решил Харальд наказать Ульвингов и вернуть ножны.

Тёмной летней ночью шесть драккаров как тени проскользнули в узкое горло Ульвинг-фьорда. Ни одна уключина не скрипнула, пока они приближались к берегу. Но дозорный на скале что-то заметил и запалил сигнальный костёр. Пустынный берег ожил: замелькали огни факелов, захлопали двери, послышался лязг железа. Но ничто уже не могло спасти Ульвингов, воины Харальда были уже на берегу. Завязался бой. Если вы никогда не участвовали в ночном бою, то вы этого не поймёте. Это - бой на расстоянии длины клинка, когда свет факелов слепит, и ты рубишь на звук, уклоняясь от блеска или просто шелеста смертоносного железа. Этот страшный бой и был первым боем Хельги, тринадцатилетнего сына Харальда. Кровь Ульвингов и Норльвингов клокотала и, вырываясь из разрубленных тел, заливала землю. Сам Харальд был подобен дикому зверю - такая мощь была в его ударах. Он разрубал врагов на куски, и ничто не могло остановить его. Но остановило. Когда исход боя был решён, и почти все мужчины Ульвингов были убиты, стрела пробила горло Харальда. Кровь пузырилась на его губах, но он ещё успел прохрипеть: «Хельги - ваш яр л...». Хирдманы сгоняли в кучу оставшихся в живых Ульвингов и обшаривали постройки. Добыча была богатой: оружие, доспехи, золото, два корабля. Но нигде не было ножен, за которыми они пришли. А те, которые были, не хотели прятать в себя клинок, который теперь жёг руку Хельги. И тут два хирдмана выволокли из дома мальчишку лет десяти. Они тащили его за волосы, и один из них держал лук и тул со стрелами. Увидев стрелы, Хельги понял всё. Они ничем не отличались от той, что торчала из горла его отца. Не выпуская из руки меча, Хельги переломил окровавленную стрелу и, сжимая её в руке, как нож, стал медленно приближаться к пленнику. В отблесках начинающегося пожара его перекошенное от ярости лицо было ужасно. Он шёл не сводя глаз с пленника. Мальчишка понял, что сейчас умрёт, и тонко, по-заячьи, визжа, стал биться и вырываться из рук хирдманов. Вдруг от толпы женщин отделилась одна и с воплем бросилась в ноги Хельги. Она хватала его за ноги, пытаясь остановить, целовала забрызганные кровью сапоги и скороговоркой умоляла пощадить мальчика, не быть жестоким, и она будет самой преданной рабыней. Со словами, что она и так рабыня, а от рабов требуется не преданность, а послушание, Хельги отшвырнул её с пути. Подойдя к мальчишке вплотную, он вогнал обломок стрелы несчастному в горло. Потом, отрубив от ещё бьющегося тела голову, он насадил её на копьё и воткнул его в землю. Развернувшись, он приказал своим людям грузить добычу и рабов на корабли, а трупы врагов зарыть в полосе прибоя.
Освещаемые заревом пожара, корабли выскользнули в море. На носу переднего драккара, закутавшись в тёплый плащ стоял молодой Хельги ярл, получивший прозвище Жестокий. Изредка в лучах восходящего солнца поблёскивал старый меч Норльвингов, так и не обретший покоя в этом походе.

Ещё целых семнадцать лет ярл Хельги Жестокий наводил ужас на всех жителей побережья. Его ярость и безжалостность не знали границ. Древний меч предков жёг ладонь грозного ярла.
Но случилось то, чего никто из знавших ярла, не мог предположить -Хельги Жестокий влюбился. А спустя некоторое время сыграл свадьбу. И на свадебном пиру Хельги поднял прадедовский меч и поклялся, что если Харальд стал с его помощью ярл ом, то он, Хельги ярл, сделает своего сына конунгом!

Ранней весной, едва затихли зимние шторма, ярл во главе целого войска отправился на север. Вереница чёрных драккаров с красными щитами выходила в открытое море. Дружные взмахи вёсел, как крылья сказочных драконов дробили тяжёлые волны и поднимали тучи брызг. Лучи весеннего солнца сплели в этих каплях радугу. Боевая песня хирдманов сотрясала воздух, и тучи в небесах расступались в страхе. На всех прибрежных скалах, глядя вслед уходящим драккарам, стояли родичи хирдманов. И среди них - молодая жена ярла, которая носила под сердцем его сына.

А спустя полгода, возвращаясь домой, Хельги получил весть, что стал вдовцом. Его жена была убита какой-то безумной старухой. Она заколола жену ярла обломком стрелы, а когда с ней расправлялись, она до самой смерти твердила, что Ульвинги ещё живы и всё помнят. Сидя над могилой жены, в чреве которой умер его нерождённый сын, Хельги вертел в руках обломок стрелы, которая давным-давно оборвала жизни Харальда ярла и его убийцы, а теперь лишила самого Хельги того, чем он дорожил больше жизни. Кровь далёких родственников пала на его голову, и меч - подарок Одина его предку -стал проклятьем и для него. И никогда не выполнить ему своей клятвы сделать сына конунгом.
Хельги сидел и думал, что надо разорвать эту вражду между родами, тянущуюся из поколения в поколение. Меч должен быть вложен в ножны. Теперь Хельги решил, что их нужно искать в кургане старого Ульва. «Боги сильны, - думал он, - и моя жестокость ничто по сравнению с шуткой, которую сыграл старик Один, подарив меч одному из братьев».
В разгар зимы, взяв с собой только десяток воинов, Хельги отправился в Ульвинг-фьорд, чтобы вложить меч в ножны. Он возвращался в древний фьорд, который когда-то носил имя Хрольва, той же дорогой, которой давным-давно уходил Норльв, проклятый братом, сжимая в руке обнажённый меч...

Никто не знает, что случилось с Хельги ярлом. А три хирдмана, что принесли на щитах его обезображенное тело, ничего не смогли рассказать. Знаменитый меч ярл сжимал закоченевшей рукой, и никто не посмел разжать его холодные пальцы...
С тех пор Норльвинг-фьорд опустел, а те три хирдмана, что принесли тело ярла, ушли на Север. Ходили слухи, что они стали знаменитыми берсерками, но постепенно превращались в оборотней, и, в конце концов, были убиты.

Прошло немало лет, но до сих пор на побережье есть два пустынных фьорда - Ульвинг-фьорд и Норльвинг-фьорд - как напоминание о братьях, над которыми пошутил Один. И в кургане одного фьорда Хельги Жестокий из рода Норльвингов сжимает в руках меч, а в кургане другого - Ульв хранит ножны от этого меча. Говорят, в кургане Хельги ярла лежат несметные сокровища Норльвингов, главное из которых - меч. И ещё старики говорят, что тот смельчак, которому удастся вложить меч в ножны, станет великим конунгом, которому покорятся все остальные, и будет сам Один помогать герою во всех его делах, а его подвиги будут достойны самого Тора. А, впрочем, в наше время вряд ли найдётся смельчак, который рискнёт потревожить курганы и завладеть сокровищем. Народ измельчал и стал труслив. Даже блеск старого золота пугает их, а что говорить о сиянии волшебного меча, рукояти которого касался сам Отец Дружин...